Долгая память

Двадцать лет прошло после распада СССР, а значительная часть населения Украины уже ностальгирует по «золотым временам». Лейтмотивом ностальгии служат воспоминания очевидцев о «царстве всеобщего равенства и всеобщего благосостояния», плавно переходящие в легенды, саги, баллады, сказки. Можно, конечно, наплевать и растереть. В сказках и на печах ездят и на коврах летают. Но под разговоры о потерянном «всеобщем счастье», растут, невзирая ни на коалиции с олигархами, ни на «Мерседесы» и «Армани» первых секретарей, рейтинги КПУ. Дожились! Съезд КПУ транслирует первый национальный канал! Так и до возврата в СССР недалеко. А поскольку не хочется, считаю необходимым ретранслировать и другие воспоминания.

Почему-то многие плохо помнят референдум 1 декабря 1991 года. Тогда подавляющее большинство население Украины(90,32%) проголосовало за независимость и выход из состава СССР. Голосовали без всякого давления (91-95 годы прошлого века были, без сомнения, самыми свободными в украинской истории), голосовали, оценивая состояние той страны в тот исторический период. В Полтавской области результат был еще более убедительным- 95 из 100, в том числе и те, кто сегодня говорит о преимуществах коммунизма, голосовали за развал Союза. И ни один гражданин страны, ни один из двух миллионов коммунистов не выступил против развала страны, против запрета КПСС. Уже тогда я задавал себе вопрос: а была ли такая страна, а была ли такая партия?

Больше всего, меня умилила фраза одного из комментаторов «Полтавщины»: «тогда всего и всем хватало». Господа, вы серьезно? А как же пресловутый дефицит? Этим словом называли, едва ли не 90% всех товаров. Или это я, а не Райкин со Жванецким придумали: «Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет - у меня есть! Ты попробовал - речи лишился! Вкус специфический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди» Почти все продукты приходилось «доставать». Сегодня расскажу о том, как "доставали" мебель.

Мебель можно было "достать" тремя способами; по блату (все помнят, что означало тогда это слово?), за взятку или «по очереди». Блата у моих родителей не было. Мебель для кухни отец «достал» за взятку - тогда это называлось «сунуть кому надо». Помню, как он рассказывал об этом своим друзьям. Скажете, вру? Спросите у Эльдара Рязанова:

Лукашин. Но это же моя мебель. Румынский гарнитур за восемьсот тридцать рублей!
Надя. И двадцать рублей сверху!
Лукашин. Я дал двадцать пять

Советский человек за груду ламинированного ДСП, такого же «как у всех», должен был выложить шесть- семь месячных окладов и еще дать взятку в размере четверти оклада.

Мебель в гостиную покупали «по очереди». Технология была следующая: за полтора-два года до предполагаемой покупки, необходимо было записаться в мебельном магазине и ходить «отмечаться». Первоначально «отмечались» раз в месяц, за два-три месяца до поставки - раз в неделю. За неделю до поставки – один раз в день. За сутки до вожделенной покупки необходимо было отмечаться четыре раза в сутки. У нас это обстояло следующим образом: папа отмечался в 8 утра перед работой, благо на работу он ходил на 8,30, мама отпрашивалась с работы и отмечалась в 14.00. Затем папа ехал к восьми вечера. Мой выход – 2 часа ночи. В половину первого ночи, что бы не опоздать, меня будила мама, и я пешком шёл с Половок до площади Зыгина, к мебельному магазину «Под мостом». Занимало это около часа. Приходил, занимал свое место в толпе. Какой-то человек, в темноте его не было видно, выкрикивал фамилии: «Лозовский!» - «Я!». Дело сделано, и я отправлялся домой – час, и ты уже в теплой постели.

Зачем это делали, я не понимал тогда, не понимаю и сейчас. Может быть, боялись, что во сне кто-то передумает? Может, надеялись, что кто-то проспит, или кого-то не отпустят с работы? Но я отчетливо помню, что чувствовал, возвращаясь по темным улицам домой. Я чувствовал себя униженным. Будучи тогда очень молодым, даже юным человеком, я верил, что живу в Великой стране. И я не понимал, зачем эта Великая страна так надо мной издевается, так меня унижает. А Вы: «Тут помню, тут... не помню».