«Председатель Земного шара». Чому Путін — найвпливовіший політик всіх часів і всіх народів

Пока весь цивилизованный мир пытается разгадать — зачем России вторгаться в Украину, а также — когда именно, с какой стороны, в каком объеме и формате ждать такого вторжения, фронтмены российского государства держат многозначительную паузу и сохраняют загадку. Президент Путин на пресс-конференции после встречи с президентом Франции Макроном в очередной раз уклонился от однозначного ответа: ни «да», ни «нет». Девятичасовая безрезультатная встреча политических советников лидеров стран «Нормандского формата» в Берлине в очередной раз продемонстрировала, что в сложившейся ситуации даже бессмысленные переговоры имеют большой смысл: пока они продолжаются, политики не начинают боевых действий. 

Главные причины нынешнего международного кризиса, который на глазах превращается во Вторую холодную войну — с перспективой перерастания при определенных обстоятельствах во вполне «горячую» региональную и даже в Четвертую мировую войну, не экономические и не политические, а вполне экзистенциальные: субъективные представления генераторов напряженности о добре и зле, о жизни и смерти, о бытии и небытии, о справедливости и обмане, об «унижении» и «величии» России. Насколько можно судить по высказываниям, статьям и решениям российского президента, он намерен как можно скорее «исправить» эти «ошибки» и «несправедливости» истории: восстановить двухполюсную (или трехполюсную: США — Россия — Китай) систему международной безопасности и закрепить ее при помощи «Ялты-2» — политики «красных линий», «зон влияния» и концепции «ограниченного суверенитета», ликвидировать или деактуализировать блок НАТО, «воссоединить» «единый русский народ» (частью которого он считает также украинцев и беларусов), исправить «ошибки истории» под названием «Украина» и «Беларусь», восстановить на месте бывшего СССР единое геополитическое и геоэкономическое пространство (если получится — единое государство), а также — консолидировать «свою» часть человечества на основе антизападных ценностей — идей не-свободы, евроскептицизма, критики демократии и апологетики автократии. 

То есть речь идет не только о локальных изменениях — вроде попытки заставить Запад признать Крым частью РФ, даже не о превращении Российской Федерации в Российскую империю / СССР-2 / «Историческую Россию». Речь о полном переделе мира и всей системы мировой безопасности — на основе новых (точнее, обновленных старых) моделей, принципов и ценностей. Даже если путь к этому новому мировому порядку ведет через гипотетическую победу России в Четвертой мировой войне. 

Путин и его ближайшее окружение подсознательно стремятся воссоздать мир, существовавший в 1970-х, — во времена, когда они были молоды, энергичны, полны сил. Когда речь шла о «высоком штиле» Первой холодной (Третьей мировой) войны. В основе нынешнего противостояния Запада и России — конфликт языков и стилей политики, конфликт типов политического мышления: политика постмодернистского XXI века — с невнятными, невыразительными, безликими, безответственными, стерилизованными, популистичными, похожими на манекенов политическими функционерами, прикрывающимися теориями Джозефа Найя-мл. о «Soft Power» и Канта о «вечном мире», — против политики второй половины XX века — с личностями калибра Сталина, Рузвельта, Черчилля, Ганди, де Голля, Тэтчер, Рейгана, даже Брежнева, с жесткой идеологической поляризацией, борьбой за территорию и гегелевским представлением о войне как необходимом элементе развития, высвобождения и обновления «духа нации». (При этом старшее поколение политиков, пережившее Вторую мировую войну, отдавало себе отчет — что такое кровь, страдания и гибель десятков миллионов людей. Тогда как многие современные политики живут в условиях «виртуальной реальности»: ведь иногда так хочется поиграть, например, в Карибский кризис-2!)

Впрочем, любая попытка в эпоху постмодерна воссоздать пафос высокой трагедии неизменно превращается в несмешной фарс. А вот тактика «гопника из подворотни» оказывается достаточно эффективной — против европейских и даже американских «неокантианцев». В ответ на российские ультиматумы лидеры западных стран время от времени начинают колебаться, однако пока что (зачастую благодаря украинскому моральному давлению) отказываются от диалога с Россией по фундаментальным вопросам — о новом разделе мира, о нерасширении НАТО, о «зонах влияния» и «красных линиях». Париж, Берлин и даже Вашингтон периодически пытаются надавить на Киев — мол, может вы всё-таки не будете нагнетать и ругаться с Путиным, а возьмете да исполните политическую часть Минских соглашений (в кремлевской интерпретации)? Но пока Украине удавалось выскальзывать из дипломатических и геополитических ловушек и избежать превращения в «финляндизированную» и зависимую от Москвы УССР-2. (Последний по времени призыв Макрона к Киеву «исполнить Минск» показал, что эта тема может существовать лишь как как гротеск, бурлеск и буффонада, как бессмысленный дипломатический ритуал.) Более того, в последнее время в контекст международного обсуждения был возвращен крымский вопрос, который, как все эти годы уверял Кремль, окончательно решен и бесповоротно закрыт. Оказалось, нет, не закрыт: точка, как в финале фильма «Весна на Заречной улице», превратилась в многоточие… 

Вероятность полномасштабного вооруженного конфликта России с Украиной на данный момент снижена за счет: (1) угрозы жесточайших «санкций из ада» со стороны Запада, включая отказ в сертификации «Северного Потока-2»; (2) увеличения боеготовности вооруженных сил Украины, в том числе благодаря поставкам оружия из стран НАТО; (3) морально-политической и дипломатической поддержке со стороны Запада, чего не было и близко в 2014 году; (4) моральной мотивации украинских военных, готовых сражаться за родину, и демотивации российских, большинство которых пока не воспринимает возможную операцию против Украины как «справедливую войну». Против войны высказывается не только недобитая российская либеральная интеллигенция, но даже многие провластные военные эксперты и отставные генералы (Леонид Ивашов, Михаил Ходаренок): как они считают, никакого блицкрига или крымского «парада» образца 2014 года сейчас быть уже не может, а вот «груза 200» — сколько угодно. 

Однако помимо рискованного для России полномасштабного сухопутного вторжения (как в сторону Харькова, так и на Киев — со стороны Беларуси), могут быть задействованы и иные, более вероятные сценарии: (2) спецоперации на территории Украины; (3) точечные ракетные удары по украинским военным объектам и объектам критической инфраструктуры; (4) атаки со стороны моря на Одессу, Николаев, Херсон, Мариуполь; (5) масштабная торговая война. Впрочем, сам факт неопределенности публичной позиции Кремля — на фоне концентрации военных сил на границе — тоже может считаться формой гибридной агрессии: это ведет к психологическому выгоранию украинского общества, к бегству из страны иностранного капитала, к обвалу экономики. Хотя вместо паники в Украине пока наблюдается стоическое согласие с неотвратимостью судьбы (среди гражданских) и героическая решимость (среди военных и добровольцев территориальной обороны), а психологический барьер в виде недопустимости стрелять в россиян на поражение остался где-то в далеком 2014 году. 

Примечательно, что решение о возможном начале военной операции принимается не коллегиально — не в Политбюро ЦК КПСС, как это было по поводу Афганской кампании 1979 года, а единолично президентом РФ — исходя из его субъективных представлений о справедливости, о добре и зле, о месте России в мировой истории, о «предательстве» Запада и «коварстве» НАТО. Сама ситуация, когда не только мир в отдельном регионе, но и жизнь на Земле как таковая зависит от политического решения одного-единственного человека, когда через короткую цепочку следующих за этим решением событий вся человеческая цивилизация может оказаться на грани уничтожения, абсолютно уникальна и беспрецедентна. Разумеется, это наивысший пик развития индивидуальной политической карьеры — подобной власти, подобных возможностей не было ни у Александра Македонского, ни у Чингисхана, ни у советских или американских руководителей времен Первой холодной войны (у Генона это называлось «Царь мира», у Хлебникова — «Председатель земного шара»). 

Однако складывается впечатление, что в случае провала программы-максимум (радикальное переформатирование всей системы мировой безопасности на российских условиях) Кремль перейдет к программе-минимум (деэскалация в обмен на признание мировым сообществом Крыма частью РФ). И если такое признание (пусть даже неформальное) еще совсем недавно казалось гипотетически возможным, то нынешний конфликт, когда стороны с языка интересов постепенно переходят на язык ценностей и категорических императивов, его исключает. 

Широкомасштабный военный конфликт с Украиной и его вероятные последствия создают угрозы прежде всего для самой России: они способны привести к обнулению нынешний российский политический режим и самым радикальным и неожиданным образом трансформировать всю страну (отдельный разговор — по какой модели и в каком направлении). 

С Украиной же в контексте всех нынешних перипетий происходит интереснейшее превращение: страна с социально-экономическим кризисом, с нестабильной политической системой, с туманными перспективами членства в ЕС и НАТО, с мегакоррупцией, с безответственной, паразитической, вороватой политической элитой на глазах превращается в одного из лидеров западного мира, готового к бескомпромиссной борьбе за ценности, принципы и идеалы. И пока что эта готовность выглядит не как постмодернистский фарс, а как высокая трагедия.