Коллегам о Струкове

Коллеги! Я не ставлю под сомнение ваше право освещать любые события так, как вы считаете нужным. Мне интересны ваши мотивы. Мотивы «судді-викривача» Гольник и ее красноречивого мужа мне понятны, хотя от оценок я воздержусь. А ваши не очень.

Давайте поговорим.

Я, как и большинство из вас считаю нашу судебную систему полностью прогнившей. Я думаю, что нет в стране ни одного судьи, который хотя бы однажды не принял ангажированное решение. И не важно, принял ли он его за вознаграждение, по приказу начальства или исходя из личных симпатий и антипатий. И в этом смысле нет никакой разницы между судьей Струковым, судьей Гольник или  любым другим служителем украинской Фемиды. Система прогнила и ЛЮБОЙ, кто в ней работает продолжительное время несет в себе ее черты. В противном случае, он бы там не работал — или ушел бы сам, или система вытолкнула его как инородное тело.

Сразу оговорюсь, я не сторонник того подхода, согласно которому нужно выгнать всех судей и заменить их новыми. Говорят, что из проституток получаются самые верные жены, а кающемуся грешнику проще выйти в святые чем самому верному и преданному адепту. И в этом процессе роль журналистов трудно переоценить. Но если так, то почему Струков. Или вернее, почему ТОЛЬКО Струков. Я наводил справки. По мнению многих он ничем не лучше, но и ничем не хуже остальных.

Коллеги, вы действительно считаете, что преследую судью Струкова, организовав, по сути, его травлю, вы боретесь с коррупцией в судейском корпусе? Или может быть вы просто кайфуете, ощущая себя «гончими по кровавому следу». Зверь загнан, раздавлен, слаб. Осталось только добить. И хочется сделать это эффектно, от души покуражившись.  Но журналист не охотник, даже если кому-то кажется что у этих занятий есть общие черты.

Подумайте об этом, коллеги. А чтобы украсить ваши размышления образами и метафорами, Евтушенко вам в помощь.

Работая локтями, мы бежали,-
кого-то люди били на базаре.
Как можно было это просмотреть!
Спеша на гвалт, мы прибавляли ходу,
зачерпывая валенками воду
и сопли забывали утереть.

И замерли. В сердчишках что-то сжалось,
когда мы увидали, как сужалось
кольцо тулупов, дох и капелюх,
как он стоял у овощного ряда,
вобравши в плечи голову от града
тычков, пинков, плевков и оплеух.

Вдруг справа кто-то в санки дал с оттяжкой.
Вдруг слева залепили в лоб ледяшкой.
Кровь появилась. И пошло всерьез.
Все вздыбились. Все скопом завизжали,
обрушившись дрекольем и вожжами,
железными штырями от колес.

Зря он хрипел им: «Братцы, что вы, братцы...» -
толпа сполна хотела рассчитаться,
толпа глухою стала, разъярясь.
Толпа на тех, кто плохо бил, роптала,
и нечто, с телом схожее, топтала
в снегу весеннем, превращенном в грязь.

Со вкусом били. С выдумкою. Сочно.
Я видел, как сноровисто и точно
лежачему под самый-самый дых,
извожены в грязи, в навозной жиже,
всё добавляли чьи-то сапожищи,
с засаленными ушками на них.

Их обладатель - парень с честной мордой
и честностью своею страшно гордый -
все бил да приговаривал: «Шалишь!..."
Бил с правотой уверенной, весомой,
и, взмокший, раскрасневшийся, веселый,
он крикнул мне: «Добавь и ты, малыш!"

Не помню, сколько их, галдевших, било.
Быть может, сто, быть может, больше было,
но я, мальчишка, плакал от стыда.
И если сотня, воя оголтело,
кого-то бьет,- пусть даже и за дело! -
сто первым я не буду никогда!

P.S. Если кого-то напрягает стиль общения комментаторов «Полтавщины», поговорить на заданную тему можно и здесь.